Воспоминания детства позволяют вновь вернуть себе то, что стирается с годами: непосредственность, фантазию, легкость.
Некоторым из нас необходимо мужество, чтобы вновь прикоснуться к вытесненным в бессознательное детским проблемам и обидам.
Исцелить давние раны, понять себя и принять означает придать силу и смысл своей взрослой жизни.
Еще один рассказ своей мамы публикует для наших читателей методист районной библиотеки Инна Евгеньевна.
Т.К. РАССКАЗ БОЛЬШОЙ, ВЫКЛАДЫВАТЬ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ БУДЕМ ЧАСТЯМИ.
ИНТЕРЕСНОГО ЧТЕНИЯ!
Шёл 1939 год. Мы жили на хуторе близ деревни Рожник: папа Григорьев Николай Григорьевич, мама Агафья Петровна и трое детей- Капитолина 11 лет, Толя 9 лет и я- Вера 4, 5 года. Папа работал кузнецом в с-зе «Вперёд», мама занималась домашним хозяйством. Началась коллективизация. Всех хуторян переселяли в деревни. Началась финская война и папу мобилизовали на войну. А к нам на хутор подъехала бригада мужчин на машинах, не спрашивая, разобрали быстро дом и увезли в совхоз «Вперёд» и там собрали его за полгода. На этот период меня, как самую маленькую, отправили к родственникам в деревни Прусово и Конечок. Я по очереди жила то у бабушки, то у тётки. Двоюродный брат шёл в школу и меня за ручку вел туда, куда моей душеньке угодно, только бы не ныла. А моя семья поселилась в баньке на хуторе и ждала, когда построят дом. Как построили , мама приехала на лошади за мной. Началась уже зима. Мама посадила меня в санки между ног, чтобы не выпала и мы помчались на новое местожительство. Дом стоял третьим на конце улицы от речки Люта. Место было красивое. Против дома росли пять больших берез, весной они распускались и всё лето украшали улицу.
В совхозе были бытовые и культурные заведения: клуб, школа, магазин, Детский садик, общественная баня и другие учреждения.
Вернувшись с финской войны, папа стал доделывать наше жильё, туалет, надворные постройки. Он у нас был сильный, добрый и красивый мужчина. Пойдет за водой, на коромысле несёт в вёдрах и третье ведро в руке. Когда с нами играет, то мы ,как груши, обвисали на нем сразу трое. А он смеётся и кружит нас на себе.
Но не успели благоустроиться до конца, как началась Отечественная война . И папу по первому призыву сразу же взяли на войну. С нашей улицы успели взять только двух мужчин моего папу и моей подружки Веры отца Максимова Ивана Ивановича. Остальные остались дома. В клубе устроили прощальный вечер. У всех были грустные лица, жёны в последний раз танцевали со своими мужьями, девушки с женихами. Дети там тоже толкались, прыгали среди взрослых. Война застала меня в возрасте семи лет.
Разнесся слух, что немцы вот-вот придут. И кто-то дал клич- забирать всё из государственных учреждений, иначе достанется фашистам. Кто был «покруче» мигом разграбили магазин. Остатки, типа резиновых галош, карандашей и прочей ерунды выбрасывали в окна на улицу- кому надо забирай.
Парткомовцы уже уехали, оставив учреждения и свои квартиры на произвол судьбы. Полезли и туда разбирать имущество. Мы никуда не ходили и ничего не брали- не приучены были чужое брать. Наш сосед мальчик Витя забрался в квартиру и его внимание привлекла кукла. Он вспомнил обо мне, спрятал куклу под пиджачок и принес её мне, сказав: «Вот я принес тебе куклу. Играй в неё». Я была счастлива. Кукла была красивая, с длинными волосами и в нарядном платье.
Вскоре появились немцы. Они, как таракане, расселились по домам, не считаясь с хозяевами, заняли их как им удобно было. К нам в дом то же пришли, целая орава с офицером.
К нему солдаты обращались «Зондер фюр», я не знала, что это за чин по ихнему. Он взял лучшую железную кровать с блестящими шарами и дугами, поставил её в первой комнате у окна, наверное, чтобы удобнее при случае нападения наших убегать было. А солдаты расположились на полу, постелив солому или сено. Мы отгородились от них двумя шкафами, поставили там свои кровати. Вели они себя частенько очень странно. Например: У нас в коридоре на столе стоял мешок с мукой, каким то образом добытый мамой, чтобы нас кормить хоть чем-то. Так один немец ходит, ходит, поёт-поёт и как идет мимо мешка- воткнёт в него нож. А оттуда сыпется мука, с горем пополам добытая мамой. Он доволен. Повторяет снова. Братишка мой Толя смотрел- смотрел, не выдержал и говорит: «Что ты делаешь, это же мука». Он, наверное, понял и прошепелявил: «Замолчи, а то раз туда, а другой раз в тебя». А захочется им тепла, набьют полную плиту сена или соломы, снимут кружки с плиты и подожгут. Огонь до самого потолка и дым. Мама переживает, объясняет им, что так нельзя- дом сгорит. А они, как кони, только ржут. Им-то смешно. А однажды, когда все немцы из дома уехали , вдруг ночью стучит к нам кто-то.-Кто там?- спрашивает мама.-Матка, там партизаны, бойся.- прошепелявил немец.
-А чего мне бояться, это тебе надо бояться.
А в это время другой немец в хлеве кур ловит, они истошно орут там. Яйца то же забирает. Они любили очень кур и яйки. Но, если на них пожаловаться начальству, то их наказывали. Наш сосед уехал в другую деревню, где не было немцев. Решил обмануть фашистов . Выставил на огороде несколько ульёв, а в них сложил вещи , крышки гвоздиками прибил. Немцам захотелось, видимо, медку и они решили слазить в ульи. Несколько человек, взяв длинные палки, начали наступление на пчелиные домики. А нам все в окна видно. Вот они прикорнуться, палками ковыряют-ковыряют крышки, а они не поддаются. Наконец слетело несколько крышек, так они со страху бежали прочь, опасаясь, что их пчелы зажалят. А потом видят, что ни одной пчелки нет. Подошли и начали вытряхивать вещи. Что понравилось- забрали себе.
Из нашего дома немцы забрали в комендатуру мягкий уголок и полированный стол. А когда партизаны напали на комендатуру, в окно бросили гранату, которая разорвалась как раз на нашем столе. Мебель всю разворотило, но немца ни одного не убило.
Партизаны несколько раз делали набеги на немцев, чаще когда их оставалось в деревне немного. Начиналась стрельба всегда ночью. В доме оставаться было опасно. Несколько семей выкопали на огороде землянку для укрытия от стрельбы. И вот как начинается бой, мы все бежали или ползли в эту землянку, падали на головы успевших спуститься раньше. Но никто не ругался, все понимали, что темень не даёт рассмотреть, а стрельба торопит в укрытие.Однажды партизаны пришли рано утром, и пошли к барину.
- Ну, конец Барину, сейчас арестуют и застрелят!
А Барин дал партизанам всяких продуктов: сливочного масла, 2 ведра сметаны и партизаны ушли. А барин как жил так и остался жить. Не знаю как он отчитывался перед немцами, но среди населения был такой слушок, что Барин- это наш человек, связной партизан.Однажды немцы поймали где-то наших партизан. Привели на берег р. Люта, на пригорке у всех на глазах расстреляли. Там был молоденький мальчик, раненый в живот. И мы дети все это видели.Всё население заставляли работать на фашистов. Во главе хозяйства был поставлен русский человек, откуда-то привезенный. Все его называли Барин. Он назначал людей на определенные работы. У мамы была медицинская справка, что у неё больное сердце. А жена Барина оказалась врачём. Она посмотрела справку и сказала Барину, чтобы он не назначал её на тяжелые работы по состоянию здоровья.Сразу за рекой Лютой начинался партизанский край. Комсомольцы, коммунистысразу ушли в леса партизанить. Иначе их бы расстреляли. Впоследствии немцы начали делать набеги на деревни партизанского края, грабили их, отбирали вещи, зерно и пр. Каждый раз после набега разбирали награбленные шмотки, упаковывали в посылки и отправляли в Германию. При одном таком выезде, партизаны поджидали их в засаде и дали такую трепку, что они сразу куда-то уехали. Не вернулся и «Зондер фюр». Говорили, что во время обстрела, когда он вылезал с машины, его ранило. Его, якобы, сразу отправили в госпиталь. А молодой парень был так изранен, что на него страшно смотреть. Его череп был расколот на пополам. Одна часть лба правая возвышалась над левой и их разделяла глубокая трещина. Его было жаль, он совсем был еще мальчик. Вскоре от нас немцы куда-то все уехали. Пока фашистов не было, у нас дома стали собираться односельчане- поговорить, посочувствовать друг другу. Некоторые рассказывали различные небылицы, страшилки, про нечистую силу. Мне было очень страшно. Я подбирала ноги под себя на лавочке, чтобы нечистая сила меня не достала. И вот в эту компанию стал приходить один молодой немец из соседнего дома. Он просил у мамы молочка попить и она ему давала. Его звали русским именем Андрей. Говорил по русски понятно. Рассказывал о себе, что у него дома только мама. Чувствовалось, что это был неплохой человек. Придет, побеседует с односельчанами, расскажет сколько немцев в деревне осталось, сколько уехали, сколько пулемётов, и винтовок и других боеприпасов у них. Не знаю, какую он цель преследовал, то ли партизанам помочь хотел, то ли о нашем сборище разведать что-то хотел. Я была маленькая, мне трудно было разобраться. Но вскоре для нас он сделал доброе дело - помог убежать от немцев моей сестренке Капитолине и её другу Володе.
Чтобы нас кормить, мама день и ночь трудилась. Не знаю, когда она отдыхала, когда спала?! Она у нас была очень рукодельная и трудолюбивая и очень о нас заботилась. Из любой тряпочки могла сшить нам платьице, кофточку и другие вещи. Она шила и верхнюю и нижнюю одежду, для взрослых и детей. Сумела тапочки смастерить. Этим мы и кормились, да вещи обменивали на зерно, муку, соль. И вот однажды, когда у нас не стало хлеба, мама взяла саночки и пошла по деревням искать зерно или муку в обмен на вещи. А это было опасно. В нашей деревне немцы- надо было выйти так, чтобы они не увидели. А в тех деревнях куда она шла - партизаны. Как они воспримут человека, вышедшего с фашистской территории. Страшно, опасно, но идти надо- дети ждут еду. Ушла она утром. Мы дома остались одни. Немцы куда-то ушли. Она обошла несколько деревень, ничего не нашла. Только в деревне Узьмино дальний родственник дядя Ваня дал ей мешок зерна и она возвращалась совсем ночью. Переезжая через речку Платичинку, начались проблемы. Туда она опустила санки нормально под крутую горку к речке. А выйти на противоположный крутой берег было трудно. Сил уже не было. Холодно. Она с санками с горем пополам доползет на четвереньках до верха, санки её потащат назад и она окажется снова внизу. И так несколько раз: она ползет вверх- санки её утаскивают снова к речки. Но, наконец, ей удалось выбраться наверх. До дома оставалось ещё километра два.
Самое страшное надо пройти, чтобы фашисты не заметили при входе в деревню , да ещё и ночью. Наконец она около дома. Мы ждали-ждали маму- не дождались и уснули крепко накрепко. Она стала стучать в дверь, стучала-стучала, щеколда отскочила и она вошла , а мы так и не проснулись. Уставшая, замерзшая легла скорее на лежанку, чтобы согреться. А мы среди ночи поднялись все трое в туалет. Идем мимо лежанки и хоть в темноте, но видим, что кто-то на лежанке лежит. От ужаса первая завопила Капитолина …а…а…а, мы с Толей ей вторим, оцепенели и уже в три голоса хором …а…а…а…а, стоим с раскрытыми ртами и орем.
Мама проснулась:-Детки, детки, не бойтесь. Это я, ваша мама.Обняла нас, уговорила, утешила, уложила спать.
В деревне не было ни магазина, ничего другого, где бы можно было что купить. Да и не на что. И вот настало время- кончилась соль. Остаток соли мама высыпала в миску, налила туда воды, раздавила несколько картошин и раскрошила пару репчатых луковиц.
-Это окрошка- произнесла она.Братишка говорит:-Будем переплывать Тихий океан.
- И нам стало смешно.
-Миленькие мои. Я думала, что вы будете плакать от такой еды, а вы ещё смеётесь, слава Богу.
Мы были рады, что не расстроили маму.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ..,
